Профессор Адиля Котовская стояла у истоков советской космонавтики

12 апреля 2018 г., четверг

У истоков советской космонавтики стояла доктор медицинских наук, профессор Адиля Равгатовна Котовская (Рамеева). В октябре прошлого года ей исполнилось 90 лет. Она по-прежнему заведует лабораторией Института медико-биологических проблем РАН и каждый день ходит на работу.

Более 60 лет своей жизни А. Котовская посвятила научной и практической работе в сфере авиационной и космической медицины.

Осуществляла подготовку полёта в космос первого животного (собаки Лайки).

Готовила к полёту Юрия Гагарина и других космонавтов. Главная тема её исследований — влияние невесомости и перегрузок на живой организм, повышение резервных возможностей человека.

Руководитель международных научных проектов по космической биологии и медицине. Автор более 280 научных трудов и 5 изобретений.

На память у Адиля Равгатовны осталась подписанная Ю. Гагариным книга «Дорога в космос»: «Аде Равгатовне Котовской — непосредственной участнице в подготовке и проведении полета в космос. С уважением, Гагарин».

Первый космонавт погиб ровно 50 лет назад. 27 марта 1968 года Юрий Гагарин погиб в авиационной катастрофе вблизи деревни Новосёлово Владимирской области, выполняя учебный полёт.

Пресс-служба Полпредства РТ в РФ
 

Ада Котовская:
«Конечно, Юра волновался, но он умел сдерживать эмоции…»

П.Шаров. «Новости космонавтики»

Своими воспоминаниями о Юрии Гагарине с нами поделилась д.м.н., профессор, заведующая Лабораторией физиологии ускорений и искусственной силы тяжести ГНЦ РФ ИМБП Ада Равгатовна Котовская. При ее непосредственном участии проводились первые биологические исследования на ракетах и искусственных спутниках Земли, в том числе подготовка к полету собаки Лайки. А.Р.Котовская участвовала в отборе и подготовке Ю.А.Гагарина, других пилотов кораблей «Восток», экипажей кораблей «Восход» и «Союз».

 Ада Равгатовна, расскажите, как все для Вас начиналось…

– После окончания 1-го Московского медицинского института и затем аспирантуры при кафедре нормальной физиологии в октябре-ноябре 1955 г. я познакомилась с Олегом Георгиевичем Газенко и Владимиром Ивановичем Яздовским. Они поговорили со мной, и, видимо, я их устраивала, так как у меня была кандидатская диссертация «на собаках» и неплохая профессиональная подготовка как физиолога. Дело в том, что именно в это время в Научно-исследовательском испытательном институте авиационной медицины формировался специальный отдел, в который требовались специалисты, в том числе и физиологи. Эта встреча не произвела на меня яркого впечатления, так как ни тот, ни другой толком не могли мне объяснить, чем я буду заниматься и в какой области работать. Была сплошная тайна.

Спустя 5–6 месяцев после подачи документов и получения разрешения-допуска в марте 1956 г. я приступила к работе в особо засекреченном 8-м отделе Института авиационной медицины. Начальником отдела был В.И.Яздовский, а я сразу же вошла в группу физиологов, которой руководил О.Г.Газенко.

Будучи сначала младшим научным сотрудником, а потом старшим (в военном институте это предел), я была рекомендована руководством института в Межведомственный научно­технический совет по космическим исследованиям, которым в то время руководил академик М.В.Келдыш. Этот Совет играл огромную роль, и раз в неделю, на общественных началах, я туда ездила. Постепенно я стала понимать, что работа мне интересна, а главное – полезна, так как расширяла мой кругозор в области исследования космоса.

Так вот, в один прекрасный день, еще до полета Гагарина, я работала в отделе, который возглавлял Г.А.Скуридин. Было составлено какое-то письмо по «нашей» проблеме, и его надо было отвезти С.П.Королеву в Подлипки. Скуридин сам привозил все материалы Сергею Павловичу, что считал за высокую честь. У него было сопровождение, с револьвером, – все как положено. А тут, значит, он мне говорит: «В этот раз я не могу, поезжай ты». И так я первый раз попала к Сергею Павловичу Королеву, в его кабинет, который запомнила на всю жизнь… Я уже знала в то время, кто он такой, потому что имела допуск и видела его на совещаниях в Совете. Кроме этого, работала с людьми, которые тоже были «в курсе дела».

Вообще в то время шла интенсивная работа по подготовке и осуществлению полетов собак на геофизических ракетах до высот 100, 200 и 500 км. В отделе мы их называли «единичкой», «двойкой» и «пятеркой». Работа была нетрудной, но хлопотной. Шли постоянные контакты с ОКБ-1 Королева.

Все это вылилось в подготовку и реализацию 3 ноября 1957 г. первого орбитального полета живого существа – собаки Лайки – на втором искусственном спутнике Земли. Иными словами, первому полету человека в космос предшествовала широкая программа биологических экспериментов на геофизических ракетах, и эти эксперименты на животных по существу «дали визу» на первый космический полет человека.

Как мне казалось тогда, ничто не свидетельствовало о скором полете человека. Но уже в 1958 г. были взяты две темы на два года. Я помню их номера: 5827 и 5828. Научным руководителем их был В.И.Яздовский, а ответственным исполнителем – Николай Николаевич Гуровский. Первая тема была посвящена отбору человека для полета в космос, вторая – подготовке человека к первому космическому полету.

В то время я уже руководила большой группой специалистов, в которую входили врачи-физиологи и инженерно-технический персонал. Мы работали на центрифуге и участвовали в выполнении этих двух тем вместе с Павлом Михайловичем Суворовым из Центрального научно-исследовательского авиационного госпиталя.

Хочу обратить внимание: выполнение двух упомянутых научно-исследовательских тем по отбору и подготовке человека к космическому полету явилось ключевым положением, так как именно к приезду первых кандидатов в космонавты в Москву были решены принципы построения схем, режимов, критериев и другие немаловажные вопросы отбора кандидатов в космонавты и их последующей подготовки к первому полету в космос. Эти принципы были правильными, что подтвердило время: они действуют и по сей день.

– Как происходил отбор в первый отряд?

– Кандидатов в космонавты было решено отбирать из летчиков. По медицинским и летным книжкам из более чем 3000 человек были выбраны подходящие молодые ребята. Из них после обследования, дополнительных анализов и собеседований были отобраны 20 человек, которые и образовали первый отряд космонавтов, как теперь говорят, «гагаринский набор».

Медицинским отбором и подготовкой кандидатов в космонавты к первому полету фактически занимались три учреждения: Научно-исследовательский испытательный институт авиационной медицины (головное учреждение), Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь (ЦНИАГ) в Сокольниках и Центр подготовки космонавтов. ЦПК образовался в 1960 г. и еще не имел стендовой базы, а располагал только участком земли в Подмосковье для будущего строительства. На территориях института и госпиталя имелись две одинаковые центрифуги немецкого производства, которые были вывезены из Германии после 1945 г.

Мы работали одним большим коллективом на центрифуге в Сокольниках. Стараниями инженерно-технического персонала нашего института эта центрифуга была усовершенствована, чтобы обеспечить безопасность космонавтов и персонала при воздействии значительно бо’льших перегрузок, чем обычно требовались врачам госпиталя для медицинской экспертизы летного состава авиации.

В процессе отбора, а затем подготовки кандидаты в космонавты должны были подвергнуться почти всем воздействиям, которые могли возникнуть в полете. Предстояло решить трудные задачи: определить устойчивость к перегрузкам и отобрать наиболее выносливых, провести подготовку и тренировки к действию перегрузок, которые ждали космонавтов на участке выведения корабля «Восток» на орбиту и при спуске его на Землю. Режимы перегрузок мы получали из ОКБ-1, из служб С.П.Королева, и, нужно сказать, режимы этих воздействий были очень жесткими.

В начале подготовки к полету один из 20 кандидатов (А.Я.Карташов. – Ред.) был отстранен и позже отчислен из отряда по медицинским показаниям. В результате воздействия поперечно-направленных перегрузок задняя поверхность его туловища и ног представляла собой сплошное огромное кровоизлияние – синяк с признаками отека. Следует сказать, что такой случай был единственным на протяжении всей моей многолетней практической работы. Это событие не прошло бесследно. Почувствовалось определенное напряжение среди оставшихся. Потребовались обсуждения, разъяснения.

И вот, пожалуй, первый случай, который выделил Юрия Гагарина как лидера и высветил истинные характеры других кандидатов в космонавты. Он призвал своих товарищей быть спокойными и продолжать проходить испытания и тренировки. Справедливости ради надо отметить, что его поддержали и другие товарищи, но далеко не все. То есть в эти дни проявились черты характера Юрия Гагарина, которые, вероятно, и определили выбор его космонавтом №1.

– Каким было Ваше самое первое впечатление о кандидатах в космонавты, в частности о Юрии Гагарине?

– Это было обычное московское лето 1960 г., когда в госпитале в Сокольниках появились 20 летчиков – кандидатов в космонавты. Никто из них не произвел на меня какого-то особого впечатления. Почему? Первое время кандидаты в космонавты по своему поведению были почти одинаковыми: сдержанными, спокойными и покладистыми. Все примерно одинакового возраста, да и внешне они были похожи друг на друга – среднего роста, жилистые, с короткими стрижками. Все они имели опыт летной работы, были молодыми, здоровыми парнями, полными жизни и энергии, желания действовать. Однако по мере прохождения цикла обследований в течение лета и осени 1960 г. у некоторых кандидатов в космонавты стали проявляться такие черты характера, которые в первое время знакомства были прикрыты «маской».

Постепенно я стала узнавать характер каждого. Например, мне был очень симпатичен Владимир Комаров: интеллигентный, очень сдержанный. Конечно, Павел Попович: веселый, приветливый, он и до сих пор такой. Когда мы встречаемся, как и в прежние времена, называет меня Ласточкой. 

…Юра Гагарин производил на меня очень приятное впечатление. Чем? Он был всегда ровным, уравновешенным, спокойным, улыбчивым. Но если мы ему задавали серьезные вопросы, то он всегда обдумывал свой ответ. Был всегда любезен и любим моим персоналом и лаборантами. Юра был мудрый. В нем были заложены черты будущего лидера: он мог подойти к любому из своих товарищей по новой работе, сделать замечание – он мог себе это позволить, хотя они все были равны между собой. Или мог хлопотать за кого-то, и это очень ценилось. И я думаю, что ребята это тоже видели. Все испытания он проходил спокойно, ровно, и с ним ничего не случалось – словом, он был надежен. Но при этом он не скрывал своих внутренних ощущений: бывало, подходил и просил, чтобы вращение перенесли на другой день. «Можно, я в другой день? Я немного простудился и неважно сегодня себя чувствую…» И конечно, мы разрешали… 
Кандидаты в космонавты нам очень доверяли! Это было очень важно для нас, поскольку у нас в то время было множество нерешенных вопросов. Горят глаза, готовы на все, слушают нас беспрекословно. Они сначала ничего не понимали: что есть что и кто мы есть, потом разобрались, но доверия к нам, как мне кажется, не убавилось.

Мне, наверное, очень повезло, потому что у меня сложились удивительно доверительные отношения с каждым из них. Почему? Потому что я прекрасно понимала, что каждый хочет быть первым, каждый претендует на этот полет, но открыто не может сказать о своем желании, в силу многих обстоятельств.

Летом 1960 г. стало ясно, что из-за слабой тренажерной базы подготовить к первому полету два десятка космонавтов невозможно, да и нецелесообразно. Для ускорения подготовки выделили шестерку лидеров, которая была оформлена приказом главкома ВВС в октябре 1960 г. В нее вошли Юрий Гагарин, Герман Титов, Андриян Николаев, Павел Попович, Валерий Быковский и Григорий Нелюбов. Из ОКБ-1 мы получили задание испытать этих шестерых ребят на перегрузку 12.1g, которая могла возникнуть при спуске на Землю в спускаемом аппарате. Это очень большая нагрузка. При этом поза в кресле центрифуги еще не была оптимальной. Позже, а точнее уже в конце 1961 г., мы определили оптимальную позу человека в кресле центрифуги и космического корабля, которая используется начиная с корабля «Восход» и до сих пор.

Устойчивость к переносимости перегрузок была наиболее высокой у А.Николаева и В.Быковского. Устойчивость Юрия Гагарина (и большинства других кандидатов) к перегрузкам была оценена как хорошая, и в этом смысле он не отличался от большинства.

– Каким Вы запомнили 12 апреля 1961 г.?

– Я начну несколько ранее. На место старта мы приехали 15 февраля 1961 г. с тремя собаками: Кометой, Удачей и Чернушкой. Нашу медико-биологическую группу возглавлял В.И.Яздовский. Мы готовили собак к последним двум полетам. Это был мой первый выезд в Тюратам, или на ТП (техническую позицию), как мы говорили между собой. Названия Байконур еще не существовало. На ТП наша медицинская группа выделялась некоторым привилегированным положением. Сергей Павлович Королев уделял нам большое внимание, часто к нам заходил, смотрел на животных, интересовался их подготовкой, снаряжением. Надо отметить большой интерес к медицинской группе всех работающих в монтажно-испытательном корпусе.

Накануне полета заместитель Королева К.Д.Бушуев предложил мне подняться вечером на лифте к кораблю «Восток», в котором будет размещена Чернушка. Космический корабль был уже на стартовом столе! Я искренне благодарна Константину Давыдовичу за эту экскурсию, ибо никогда не испытывала такого восторга и, честно говоря, некоторого страха. Было очень холодно, дул очень сильный ветер, небо было черное-пречерное, сверкали яркие-преяркие и, казалось, близкие звезды, а мы стояли рядом с ракетой, которая «дышит» и готова утром устремиться в небо. Все было для меня очень серьезным, торжественным и интересным.

9 марта 1961 г. в космос полетела собака Чернушка и успешно вернулась на Землю.

Позднее на космодром впервые прибыли космонавты, которых мы отобрали в Москве. Лидирующая шестерка первый раз прилетела в Тюратам на запуск последней собаки перед полетом человека. Этой собачкой была Удача. Как вы знаете, космонавты – народ суеверный, и такая кличка им не особо нравилась. И они решили назвать ее Звездочкой. Не могу вспомнить, Гагарин ли предложил эту кличку или кто-то другой… Будем считать, что это было коллективное решение. Космонавты должны были познакомиться с космодромом, ведь вскоре кому-то из них предстояло лететь первым. Затем они на некоторое время вернулись в Москву, а в конце марта вновь прибыли в Тюратам.

Мы продолжили медицинские наблюдения и обследования. В состав медицинской группы, кроме меня, входили В.В.Парин, В.И.Яздовский, Ф.Д.Горбов, И.Т.Акулиничев, Л.Г.Головкин, В.Р.Фрейдель (инженер из СКТБ «Биофизприбор»), начальник ЦПК Е.А.Карпов и другие специалисты. Первое обследование лидирующей шестерки на полигоне было поведено 2 апреля 1961 г. в медицинской комнате монтажно­испытательного комплекса.

В воздухе уже «носилось», что первым космонавтом будет назначен Юрий Гагарин. Не могу не привести запись в медицинском журнале от 10 апреля 1961 г. о Гагарине: «По данным наблюдения с момента приезда на техническую позицию признаков подавленности настроения, нервной напряженности, повышенной аффективности нет. Спит хорошо, охотно занимается физической подготовкой. В рабочих и деловых ситуациях – полная адекватность поведения... В манере держать себя, в высказываниях обнаруживает целеустремленность, уверенность в себе... Будучи свидетелем запуска другого объекта, проявил живой интерес без признаков волнения и без последующей угнетенности».

Итак, на заседании Госкомиссии 10 апреля было официально объявлено, что первым полетит Юрий Гагарин. Германа Титова назначили его дублером. Юра старательно прятал свою веселость и ощущение полного счастья, которое им завладело. Старт космического корабля «Восток» был намечен на 12 апреля.

В этот же день, 10 апреля 1961 г., состоялось собрание со специалистами, работавшими на ТП. Содержание речи Ю.Гагарина на собрании и интонации голоса свидетельствовали о бодрости, уверенности в себе, гордости и чувстве ответственности в связи с предстоящим заданием.

Накануне старта, вечером 11 апреля провели предполетный медицинский осмотр Ю.Гагарина и Г.Титова, регистрацию физиологических функций: электрокардиограммы (ЭКГ), сфигмограммы и частоты дыхания на приборах «Озон» и  «Кардиомат». После этого были произведены долговременная фиксация на теле пяти электродов для двух отведений ЭКГ, примерка и подгонка белья с датчиками дыхания и сфигмограммы. Затем сделали фоновую запись физиологических параметров на технологическом комплекте аппарата «Вега-А» №07. В журнале подготовки появилась запись: «Вывод: 1. Записи технически удовлетворительны. Межэлектродное сопротивление МХ – 9 килоОм, DS – 14 килоОм. 2. Все полученные показатели соответствуют нормальному состоянию исследований физиологических функций». И подписи: В.Парин, И.Акулиничев, В.Фрейдель, А.Котовская, Ф.Горбов...

Этот день, 11 апреля 1961 г., мне запомнился благодаря еще двум обстоятельствам. Первое связано с цветами. Днем у нас было свободное время, так как медицинское обследование было назначено на вечер. Мне пришла мысль пойти в степь и собрать букет диких казахских тюльпанов для Юры Гагарина. Ведь никаких цветов и в помине нигде не было.

Мы пошли в степь вместе со Львом Григорьевичем Головкиным. Тюльпаны в тех краях в этот период уже вылезали из песка, и снаружи торчали только их желтоватые головки. С помощью перочинного ножа мы вытаскивали из глубины тоненькие белые стебельки. Поздно вечером мы с букетом этих весенних цветов подошли к домику, где в одной комнате ночевали перед стартом Юрий Гагарин и Герман Титов, а в другой – начальник ЦПК Евгений Анатольевич Карпов и его сотрудник терапевт А.В.Никитин. Мы постучали в окно комнаты Карпова и через форточку передали букет с просьбой поставить его на стол в комнату, где отдыхали Юра и Герман. Просьба была выполнена, и утром ребята приятно удивились появлению цветов.

Второе обстоятельство – рождение 11 апреля 1961 г. доброй традиции на космодроме, которая сохранялась пока был жив Сергей Павлович Королев. Вечером, накануне старта, когда практически все уже было готово к полету, на космодроме наступила тишина. Я бы сказала, что космодром замер. Вдоль бетонного шоссе, которое в народе прозвали Бродвеем, стояли и сейчас еще стоят три одинаковых небольших щитовых домика.

В одном домике всегда останавливался Сергей Павлович Королев, когда приезжал на космодром, во втором ночевали Юрий Гагарин и Герман Титов, а в третьем домике размещались М.В.Келдыш и другие «большие» люди. Обычно вечерами по этому Бродвею ездило много машин и ходило много людей. Так вот, 11 апреля около этих домиков были расставлены дежурные солдаты, которые должны были следить за порядком и тишиной. Был теплый апрельский вечер. Обычно освободившиеся от дел люди выходили погулять на шоссе. Но в тот вечер С.П.Королев прошел в домик космонавтов и потом вместе с Юрой вышел на прогулку. Людей на шоссе как ветром сдуло.

Все понимали, что сейчас СП (Сергей Павлович Королев. – Ред.) и первый космонавт должны поговорить одни. Им хочется побыть наедине. О чем они говорили? Это осталось между ними... И с тех пор всегда накануне полета вечером СП прогуливался по дорожке вдоль домиков с очередным космонавтом. Все на космодроме знали, что это время – «святое», и не нужны были никакие дополнительные напоминания о тишине. Тихо становилось на космодроме. Это стало доброй традицией.

Я знаю, что космонавты очень дорожили этой традицией, ждали момента этой встречи. Думаю, что именно в короткие минуты накануне старта наедине с СП они могли вести доверительный, откровенный разговор по душам.

…Итак, настало 12 апреля. В тот день была хорошая солнечная погода. Он был расписан буквально по секундам.

Все проходило строго по расписанию. В пять часов утра – подъем. В шесть часов – завтрак питательными смесями из туб. Из записи о предполетном обследовании: «Аппетит хороший. Настроение бодрое. Никаких признаков угнетенности, тревожности и раздражительности». Далее – данные объективного обследования и вывод – «здоров». В семь часов – произведены надевание и подгонка белья и датчиков, запись физиологических функций. Вывод: «Все в пределах нормы».

Волновался ли Юрий перед стартом? Да! Во время последней проверки датчиков и наших рекомендаций Юрий был молчалив, сосредоточен и очень серьезен. Изредка он напевал куплеты из популярных тогда песен, но больше молчал. За четыре часа до старта (есть у меня снятая ЭКГ) было видно, что Юра волнуется. Да кто бы не волновался! Просто он умел сдерживать свои эмоции.

В нашем журнале появилась запись: «Адекватная для предстартовых состояний реакция – сосредоточенности, серьезности при общей подтянутости и уверенной манере держать себя». Надевание скафандра, посадка в автобус и очень короткий путь к стартовой площадке, к кораблю. И, наконец, триумфальный полет первого человека в космос!

– Где Вы находились в момент старта?

– Я вместе с Германом Титовым и врачом Л.Г.Головкиным уехала со стартовой площадки на наблюдательный пункт. Мы помогли Герману снять скафандр, и он вместе с нами наблюдал за первым запуском человека в космос. Старт ракеты был очень хорошо нам виден. В момент подъема ракеты у меня возникло некоторое чувство тревоги – человек все-таки полетел, а не собачки…

После завершения полета Юра поступил опять в ЦНИАГ для прохождения послеполетного медобследования.

В ноябре 1961 г. он пришел к нам с женой Валей и вручил мне свою книгу «Дорога в космос» с теплыми словами и автографом. Кроме того, на память о первом космическом полете у меня осталась дарственная фотография Юрия Гагарина.

Я благодарна судьбе за то, что мне довелось встретиться и работать с такими учеными, замечательными людьми и верными товарищами, как Павел Михайлович Суворов из авиационного госпиталя в Сокольниках и Григорий Федулович Хлебников из Центра подготовки космонавтов, вместе с ними участвовать в таком огромном историческом деле, как подготовка и старт первого космонавта. Я всегда вспоминаю о них и о том времени с благодарностью и любовью.

ПОДПИСАТЬСЯ НА НОВОСТИ
Все материалы сайта доступны по лицензии:
Creative Commons Attribution 4.0 International